Картина без Иосифа - Страница 106

106

— Он долго умирал, — пробормотала она. — Прошло много времени, верно? Бедняга.

Так оно и было. Смерть Робина Сейджа была не насильственной, его не застрелили, не зарезали, не удушили, он не терял сознания, но терпел нечеловеческие муки. Снимки иллюстрировали это.

Сотрудники полиции из Клитеро сняли их в цвете, но то, что они запечатлели, было преимущественно черно-белым. Свежевыпавший снег, покрывший землю и припорошивший стену, возле которой лежал труп, и черные церковные одежды викария под черным пальто, расстегнутым на груди и бедрах, словно викарий пытался вылезти из него. Но даже здесь черный цвет не достигал полного превосходства над белым, поскольку само тело — как и стену, к которой тянулась его рука — покрывал тонкий слой снега. Это было задокументировано на семи фотографиях, после чего бригада криминалистов смела с тела в банки снег, который впоследствии будет сочтен бездоказательным, учитывая обстоятельства смерти. Когда труп был очищен от снега, фотограф снова приступил к работе.

Остальные снимки детализировали характер агонии Робина Сейджа.

Дюжины глубоких дугообразных борозд на земле, толстый слой грязи на его каблуках, земля и травинки под ногтями свидетельствовали о том, что он старался преодолеть свои конвульсии. Кровь на левом виске, три ссадины на щеке, поврежденное глазное яблоко и густо окровавленный камень под его головой говорили о силе конвульсий и его неспособности справиться с ними, когда он осознал, что спасения ему нет. Положение его головы, запрокинутой так, что казалось, должен был сломаться позвоночник, указывали на то, что он задыхался. Его язык, вздутая масса, изжеванная едва ли не наполовину, вывалился изо рта.

Сент-Джеймс дважды прошелся по снимкам. Два отложил в сторону — лицо крупным планом и руки.

— В лучшем случае сердечная недостаточность. В худшем асфиксия. Бедняга. Ему чертовски не повезло.

Линли не требовалось еще раз смотреть на фото, которыми Сент-Джеймс подтверждал свой диагноз. Он видел синеватый цвет губ, ушей и ногтей. Уцелевший глаз вылез из орбиты. Отчетливо наблюдалась синюшность. Все признаки респираторной недостаточности.

— Сколько времени он умирал, по вашему мнению? — спросила Дебора.

— Долго. — Сент-Джеймс поднял глаза от отчета о вскрытии трупа и посмотрел на Линли. — Ты говорил с патологоанатомом?

— Все совпадает с симптомами отравления цикутой. На слизистой желудка отсутствуют специфические повреждения. Желудочное раздражение и отек легких. Смерть наступила между десятью вечера и двумя часами утра.

— А что говорит сержант Хокинс? Почему полиция Клитеро так быстро согласилась на версию случайного отравления и отказалась от дальнейшего расследования? Почему они позволили Ше-ферду действовать самостоятельно?

— Здешние криминалисты прибыли на место смерти, когда тело Сейджа лежало еще там. Им было ясно по характеру наружных повреждений, что его смерть вызвана конвульсиями. По такой причине, они еще не знали. Констебль из криминального отдела сначала предположил эпилепсию, когда увидел язык…

— Боже мой, — пробормотал Сент-Джеймс.

Линли кивнул.

— Они сделали все снимки, а затем предоставили Шеферду собирать детали, касающиеся смерти Сейджа. Предстояло выяснить, куда он шел. В то время еще не было известно, что Сейдж пролежал в снегу всю ночь, никто не сообщил, что он исчез. Его хватились в церкви, когда он не явился на брачную церемонию Таунли-Янгов.

— Но почему никого не заинтересовало, что он обедал в коттедже, когда об этом узнали?

— По словам Хокинса — надо сказать, он оказался чуточку поразговорчивей, когда я стоял перед ним со служебным удостоверением, чем когда у нас с ним состоялся телефонный разговор, — на их решение повлияло три фактора: участие отца констебля Шеферда в расследовании, затем то, что Хокинс искренне считал чистым совпадением визит Шеферда в коттедж в тот вечер, и, наконец, дополнительный контроль со стороны судебно-медицинской экспертизы.

— Разве визит не был совпадением? — удивился Сент-Джеймс. — Разве Шеферд не совершал вечерний объезд участка?

— Ему позвонила миссис Спенс и попросила приехать, — ответил Линли. — Она сказала мне, что хотела сообщить об этом коронерскому жюри, но Шеферд утверждал, что заехал случайно, во время объезда. По ее словам, он солгал ради того, чтобы защитить ее от сплетен и всяческих домыслов после вынесения решения жюри.

— По-моему, им это не слишком помогло, судя по той реакции, которую мы наблюдали позавчера в пабе.

— Вполне возможно. Но вот что меня заинтриговало, Сент-Джеймс: Когда я беседовал с ней нынешним утром, она с готовностью сообщила мне правду — что она звонила Шеферду. Зачем ей это понадобилось? Почему она не придерживалась той версии, о которой они договорились? Ведь эту версию никто не ставил под сомнение, несмотря на косые взгляды деревенских.

— Не уверен, что она действительно сказала правду, — заявил Сент-Джеймс. — Ведь Шеферд на жюри высказал ее первым, вряд ли она стала бы опровергать ее, сообщив, как все было в действительности.

— Почему же все-таки она ее опровергла? Ведь ее дочери не было дома. Только она и Шеферд знали, что она ему позвонила. Интересно, что побудило ее изменить показания, будь даже это правда? Ведь таким признанием она подставила себя.

— Ты не станешь считать меня виновной, если я признаюсь тебе в своей вине, — пробормотала Дебора.

106